Сегодня, 15 октября, исполнилось 125 лет со дня рождения Ильи Ильфа.
По словам И. Эренбурга, он "…был застенчивым, молчаливым, шутил редко, но зло, и, как многие писатели, смешившие миллионы людей – от Гоголя до Зощенко, - был скорее печальным".
С этим выражением он и родился в Одессе, по адресу Старопортофранковская улица, дом 137. В полном соответствии с классическим "парадоксом" Юрия Олеши: "Чтобы родиться в Одессе, надо быть литератором". И в полной гармонии с тем, что об этом говорил он сам: "Я родился в бедной семье и учился на медные деньги". За те же деньги в 1913 году получил из рук инспектора школы Шпанер-Шпаниона свидетельство о присвоении звания подмастерья. В октябре 1919 года Ильф был "высоким, в длинном пальто, фасон которого назывался "коммод". Об этом этапе своей жизни в Одессе он говорил: "Я хочу спать, хочу читать книжки, а они топают у меня над ушами, не дают спать. Понимаете, топают!". Это топали вооруженные банды всевозможной политической и уголовной ориентации. Они врывались на Софиевскую улицу и с топотом и стрельбой проносились мимо большого углового дома, где в неуютной квартире жил будущий писатель...
Ильф искренне завидовал Остапу Бендеру. В "Записных книжках" он признается, что хотел бы пройти по жизни таким же веселым, здоровым и предприимчивым. Но Ильф был грустен. Его съедал туберкулез, и жил он от гонорара до гонорара.
Его любимый герой — совслужащий с дореволюционным прошлым. Один из них видит библейский сон, как семь партийных поклонились ему, беспартийному. Да как поклонились! Швырнули портфели в пыль и бухнулись на колени.
Другой герой, созданный уже совместно с Евгением Петровым, мучается, наоборот, советскими снами. "Все отняла у меня советская власть... Но есть такая сфера, куда большевикам не проникнуть, — это сны, ниспосланные человеку богом". И он заснул, желая увидеть для начала царский выход из Успенского собора. Вместо этого он увидел председателя месткома. И так каждую ночь: членские взносы, стенгазеты и прочие реалии советского быта. С воплем: "Боже, боже! Все те же сны!" — он вылетел в подштанниках на крыльцо.
Если бы не записные книжки Ильфа, мы бы никогда не узнали, что "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок" — это шутки Ильфа, сплавленные в магический кристалл Петровым. Ильфу такая работа была бы не по силам. Он был писателем XXI века — минималистом. "Бога нет! — А сыр есть? — грустно спросил учитель". Петров смог бы написать целую главу об этом учителе. А Ильф только грустно улыбнулся и записную книжечку в карман положил.
Но на самом деле их было трое: Ильф, Петров и брат Петрова — Валентин Катаев. Эта троица и замыслила два гениальных романа, ставших классикой. Спорили на золотой портсигар, что напишут на сюжет Катаева гениальную вещь. И написали. Возможно, это все они потом выдумали, задним числом. Только ясно, что перед нами одна команда великих пересмешников советского бытия. Не быта, а именно бытия. Быт тот частично умер, а бытие с нами и по-прежнему определяет сознание.
Одно время стало казаться, что дилогия устарела. Куда там! Пришел второй нэп — перестройка. Пришла новая борьба с нэпом. А бессмертный Фунт все сидит, как сидел при Александре Втором "Освободителе", при Александре Третьем "Миротворце", при Николае Втором "Кровавом" (ныне страстотерпце). Как сидел до угара нэпа и после угара нэпа. Васисуалий Лоханкин все вздыхает: "Может быть, так надо? Может, в этом и есть великая сермяжная правда?" А Ильф с Бендером приговаривают: она же и посконная. Писатель в детской курточке все пишет и пишет свои рассказы. Если есть бумага, должен же кто-то на ней писать. А иностранному корреспонденту все объясняют, что у нас нет еврейского вопроса. "Но ведь в России есть евреи? — Есть, — ответил Паламидов. — Значит, есть и вопрос? — Нет. Евреи есть, а вопроса нет".
Золотой теленок, отнюдь не телец, весело бодается с финансовыми властями. А почвенные писатели все строчат и строчат свой бессмертный роман, давно написанный Ильфом и Петровым: "Инда взопрели озимые, рассупонилось красно солнышко, расталдыкнуло лучи свои по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился..." Современный Корейко уже не работает счетоводом, а живет в особняке на Рублевке. Ловкие Остапы давно осуществили свою мечту и уехали в Рио-де-Жанейро, где все в белых штанах танцуют фокстрот "У моей девочки есть одна маленькая штучка". Впрочем, Корейко может оказаться и в Куршевеле, и в Краснокаменске. Это уж как повезет.
